Кроме того, Тютчев посещал салон А. П. Елагиной, встречался с П. Я. Чаадаевым (см.: Летопись 1999. С. 262).
В 1843 г. родился сын Карла и Каролины Пфеффелей — Гюбер.
Печатается по автографу — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Д. 72. Л. 50–51.
Публикуется впервые.
Родители Тютчева снимали квартиру в Москве в доме М. М. Крезовой (Садовая-Триумфальная, 25), сюда и адресует Тютчев свое письмо.
Вскоре Тютчев перебрался в более дешевую гостиницу Тирака.
М. Н. Муравьев, сенатор, министр гос. имуществ (1857–1862), виленский генерал-губернатор (1863), муж кузины Тютчева П. В. Муравьевой. Его приятель — сенатор П. И. Дегай, сын которого А. П. Дегай в это время, оставив военную службу, служил при Министерстве внутренних дел.
Возможно, А. М. Жемчужников, поэт, публицист, старший из братьев Жемчужниковых, служивший в то время в Сенате и ездивший с ревизиями в Орловскую, Калужскую губернии, Таганрог.
Тютчев предпринимает хлопоты для возвращения на службу. 17/29 августа он подает в Департамент хозяйственных и счетных дел Министерства иностранных дел прошение относительно аттестата о прохождении службы.
Печатается впервые по автографу — РГБ. Ф. 308. К. 1. Ед. хр. 18. Л. 12–15 об.
23 июля 1843 г. у вел. кн. Марии Николаевны родился сын Николай Максимилианович, трехлетняя дочь Александра умерла 31 июля этого же года.
Гр. Ф. Коллоредо-Вальдзее, австрийский посланник в Мюнхене (1834–1843) и Петербурге (1843–1847); гр. А. Авогадро ди Колобиано, сардинский посланник в Мюнхене (1829–1838) и Петербурге (1843–1849); Вехтер, вюртембергский посланник в Мюнхене, затем в Петербурге (1843); бар. Ф. Оттерштедт, советник прусской миссии в Петербурге (1843–1849); о Карденосе сведений нет.
Вероятно, речь идет о гр. С. А. Голенищевой-Кутузовой, жене гр. генерал-лейтенанта, генерал-адъютанта В. П. Голенищева-Кутузова; гр. Е. Н. Адлерберг, бывшей фрейлине, вышедшей замуж за гр. А. В. Адлерберга, друга детства императора Александра II, впоследствии министра двора; гр. Н. А. Кутайсовой, дочери президента Московской дворцовой палаты, обер-гофмейстера, сенатора кн. А. М. Урусова, жене И. П. Кутайсова.
Печатается впервые на языке оригинала по автографу — РГБ. Ф. 308. К. 1. Ед. хр. 18. Л. На л. 17 об. адрес рукой Ф. И. Тютчева: «Bavière. A Madame de Tutcheff, née de Pfeffel, etc. etc., à Tegernsee, p<a>r Munich».
Первая публикация в русском переводе — Изд. 1980. С. 66–67.
Стиль даты определяется по штемпелю: «С.-Петербург. Авг. 28. 1843».
Историк и драматург С. А. Гедеонов встречался с Ф. И. и Эрн. Ф. Тютчевыми, а также с К. Пфеффелем и его женой Каролиной («невесткой») в Остенде в июле — августе 1842 г. Н. И. Тютчев писал родителям 4/16 августа 1842 г.: «Остенде — место довольно унылое, есть тут несколько русских, в частности Путята, Гедеонов и т. д., которых мы видаем ежедневно» (ЛН-2. С. 206).
28 августа/9 сентября в Турине скончалась первая жена поэта Эл. Тютчева. По свидетельству близких, Тютчев за несколько часов поседел от горя. Позднее в беседе с дочерью Анной он говорил, вспоминая прошлую жизнь: «…теперь это всего лишь сон. И она также, она, которая была для меня жизнью, — больше чем сон: исчезнувшая тень. Она, которая была столь необходима для моего существования, что жить без нее казалось мне так же невозможно, как жить без головы на плечах. <…> Ах, как ужасна смерть, как ужасна! Существо, которое ты любил в течение двенадцати лет, которое знал лучше, чем самого себя, которое было твоей жизнью и счастьем, — женщина, которую видел молодой и прекрасной, смеющейся, нежной и чуткой, — и вдруг мертва, недвижна, обезображена тленьем. О, ведь это ужасно, ужасно! Нет слов, чтобы передать это. Я только раз в жизни видел, как умирают… Смерть ужасна!» (Тютчева А. Ф. Дневник. Запись 4/16 мая 1846 г. // ЛН-2. С. 216). Памяти первой жены посвящены стихотворения Тютчева «Еще томлюсь тоской желаний…» (1848 или 1849) и «В часы, когда бывает…» (1858).
Между тем внешняя жизнь шла своим чередом, и осиротевшие дочери Тютчева долго расценивали новый брак отца как предательство по отношению к памяти матери. 26 августа 1852 г. семнадцатилетняя Екатерина записала в дневнике: «Послезавтра, то есть 28, годовщина смерти доброй бедняжки мама́. Вот уже 14 лет, как у меня нет больше матери и та, что была ею, покоится в могиле под прекрасным солнцем Италии. Голубое небо и яркое солнце освещают землю, в которой почила та, кого я не могла знать, потому что она скончалась, когда мне не было и 2-х лет, но воспоминания о ней будят в моей душе смутное желание любви, совершенно незнакомой мне, но тем не менее представляющейся мне величайшим счастьем.
Господи, как хрупко и быстротечно наше счастье. Как ничтожны и обманчивы человеческие привязанности. Всего 14 лет прошло с тех пор, как Она умерла, а тот, кого Она страстно любила, кому Она посвятила свою жизнь, уже забыл ее, вернее, вспоминает о ней только как о мимолетном видении, стертом из памяти годами. Почивай в мире, милая тень, ты обрела гавань, и Тот, в Чьих пределах ты ныне пребываешь, не предаст тебя никогда…» (РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 183. Л. 83–83 об. Перевод с фр.).
Печатается по автографу — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 72. Л. 52–53 об.
Публикуется впервые.
Гр. А. Х. Бенкендорф, шеф жандармов, начальник III Отделения, владел имением Фалль близ г. Ревеля Эстляндской губернии. Романтическое описание Фалля встречаем на страницах воспоминаний правнука Бенкендорфа кн. С. М. Волконского, бывшего директора императорских театров, эмигранта, друга М. И. Цветаевой; среди прочего он описывает кабинет Александра Христофоровича, который и во второй половине XIX в. сохранился в том виде, каким его застал Тютчев: «В Фалльском доме, таком светлом, приветливом, есть одна комната, в которую мы, дети, входили с некоторым страхом, — мрачная, молчаливая, в которой никто никогда не сидел. Это был кабинет моего прадеда Бенкендорфа. Перед большим письменным столом большое с высокой спинкой кресло; на столе бронзовые бюсты Николая I, Александра I, родителей Бенкендорфа. Вообще много бронзы — модели пушек, в маленьком виде памятники Кутузову и Барклаю де Толли; пресс-папье — кусок дерева от гроба Александра I, обделанный в бронзу, венчанный короной. Много портфелей с гравюрами, планами; высокие шкафы с книгами, медали в память двенадцатого года. <…> В этой комнате все вещи как-то особенно молчали. Там пахло стариной, большей давностью, чем в остальном доме; там всегда хотелось спросить кого-то: “Можно?”» (Князь С. Волконский. Мои воспоминания: В 2 т. М., 1992. Т. 2. С. 14–15).