Мои отношения с семьей Обрезковых продолжают быть весьма удовлетворительными. Я по-прежнему обедаю у них каждый день и обычно провожу вечер. Не то чтобы я чрезвычайно веселился у них. Эта вынужденная близость такова, что подчас меня стесняет; но изменить ее нельзя. Последнее время их посещало немного больше народу, но теперь открылся театр и все это прекратится. Жена на исходе беременности, она должна родить в конце января. Она хороша собой, обладает большим тактом, умением держать себя. Но здесь она пропадает от скуки. И в самом деле неприятно после пятилетнего пребывания в стране чувствовать себя столь чуждыми, как они здесь. Но надо сказать, что в этом нельзя всецело винить туринское общество. Я должен признать, что в своих сношениях с местными жителями Обрезков далеко не так любезен, как, например, со мной. Он недостаточно скрывает ту малую симпатию, какую они ему внушают, и свое крайнее желание от них уехать.
Миссия только что обогатилась молодым атташе, неким г-ном Том-Гаве, ганноверцем, который был секретарем принца Ольденбургского и которого сей последний, с целью от него отделаться, я думаю, пинком ноги швырнул на дипломатическое поприще. Это добрый малый, высокий, несгибающийся, простодушный, несколько слабогрудый и чувствующий себя несчастным, как и должен быть человек, свалившийся с неба в Турин. За неимением лучшего, он нежно привязался ко мне и поселился в доме, где я живу. Ибо по возвращении моем из Генуи я переехал из гостиницы в меблированные комнаты. Я занимаю помещение из двух комнат с каморкой для лакея и плачу 100 франков в месяц — с обстановкой, само собой разумеется. Это все, что я мог найти наименее дорогого.
Симонетти здесь уже несколько дней. Он кажется мне менее сонным, менее официальным, нежели в Петербурге, но, конечно, не менее сдержанным. Здесь говорят, что он более не вернется на свой пост. Но это слух, которым не упускают приветствовать всякого дипломата земляка, приезжающего в отпуск в Турин. Таков местный обычай. Он поручил мне передать сердечный поклон Нелли.
Недавно я получил письмо от Потемкина в ответ на мое, написанное ему из Генуи. Он только что приехал в Рим и еще не успел освоиться там. Его письмо, как всегда, полно дружеских изъявлений. Одновременно, и по своему собственному побуждению, он написал другое письмо Обрезкову, настоятельно поручая ему меня. Славный, милый человек! Со стороны вице-канцлера грех разлучать два сердца, как будто созданные друг для друга.
Судя по тому, что вы пишете мне о продлении отпуска Николушке, думаю, что это письмо уже не застанет его в Петербурге. Что вы с ним сделали, чего вы от него добились? Поддается ли он на женитьбу? Самый сердечный поклон Дашиньке и ее мужу. Все ли благополучно у их ребенка?
Теперь перехожу к моей жене. Терпение, мой друг! Я напишу тебе через несколько дней. Теперь же я хочу уверить тебя в том, что запоздание твоих писем заставляет меня переживать тяжелые минуты. Предпоследнее было от 13 ноября, а последнее, написанное 16/28 ноября, я получил только 23 декабря. Все те, что ты посылаешь мне через Серсэ, идут на Париж и прибывают сюда лишь через 22 дня. Вот прелести разлуки! В моем следующем письме я буду говорить тебе подробно о моем состоянии, как внешнем, так и внутреннем. Тебе достаточно будет знать, что нет ни одной минуты, когда я не ощущал бы твоего отсутствия. Я никому не желаю испытать на собственном опыте всего, что заключают в себе эти слова. Я сообщил тебе мой проект. Через несколько дней я узнаю по ответам из Рима и Неаполя, может ли он осуществиться. В случае, если нет, у меня есть другое предложение для тебя. Хорошенько береги свое здоровье. Бываешь ли ты в свете? У графини Нессельроде, например? Делай это, прошу тебя. Это для меня существенно. Сложились ли денежные дела, как я желал? Как поживают дети? Что поделывают Крюденеры? В моем следующем письме к тебе будет вложено письмо к Амалии. Я имел известия от Мальтица. Он очень несчастлив в своем положении. Клотильда и ее тетка, кажется, отправились в Фарнбах. В письме, которое я написал ему в ответ, я много говорю ему о твоей сестре, и мне интересно знать, каков будет результат.
Прощай, мой друг, до скорого свидания. О, разлука, разлука!
И вы, любезнейшие папинька и маминька, простите.
Целую ваши ручки.
Ф. Тютчев
Ce 4 avril 1838
Nous avons pu tous deux, fatigués du voyage,
Nous asseoir un instant sur le bord du chemin —
Et sentir sur nos fronts flotter le même ombrage,
Et porter nos regards vers l’horizon lointain.
Mais le temps suit son cours et sa peine inflexible,
A bientôt séparé ce qu’il avait uni —
Et l’homme, sous le fouet d’un pouvoir invisible
S’enfonce, triste et seul, dans l’espace infini.
Et maintenant, ami, de ces heures passées,
De cette vie à deux, que nous est-il resté?
Un regard, un accent, des débris de pensées. —
Hélas, ce qui n’est plus a-t-il jamais été?
Adieu, que je suis enfant, que je suis faible. Tout le jour aujourd’hui je n’ai fait que vous lire et penser à vous. Mes amitiés à Clotilde. Puisse-t-elle être heureuse et vous aussi.
T. Tutchef
4 апреля 1838
Мы шли с тобой вдвоем путем судьбы тревожным.
На наших лицах тень лежала, как печаль.
Мы сели отдохнуть на камень придорожный,
И взглядам нашим вдруг одна открылась даль…
…Бег времени, увы, не терпит постоянства.
Разъединяет всех, всему отводит срок.
И бренный человек в бездушное пространство
Идет Судьбой гоним, уныл и одинок.
От тех часов теперь минуты не осталось.
Где наша жизнь? И мысль? И взгляд? И общий путь?
Где тень от тени той? Где сладкая усталость?