Том 4. Письма 1820-1849 - Страница 132

К оглавлению

132

Гр. Л. Симонетти, сардинский посланник в Петербурге. О предполагаемой отставке Симонетти, «который давно занимает пост, коего недостоин ни по своему происхождению, ни по своим дарованиям», доносил А. М. Обрезков в рапорте на имя К. В. Нессельроде 11/23 февраля 1838 г. (АВПРИ. Ф. 196 (Миссия в Турине). Оп. 530. Д. 63. Л. 88). В марте этого года Симонетти был отправлен в отставку, а место сардинского посланника при русском дворе занял гр. Росси.

Письма неизвестны.

Тютчев намеревался получить в феврале 1838 г. курьерскую экспедицию в Петербург. Опасаясь тягот зимнего путешествия для него, Эл. Тютчева в письме от 15/27 декабря в Варшаву просила Н. И. Тютчева убедить брата отказаться от этой затеи: «Поспешите написать ему, попытайтесь дать ему понять, что его бредовые фантазии превращают всю его жизнь в сплошной припадок лихорадки. О, Николай, когда я думаю об этом несчастном — никто не представляет себе, как он страдает» (Летопись 1999. С. 181).

Письма неизвестны.

41. Ап. П. МАЛЬТИЦУ

Барон Ап. П. фон Мальтиц — поэт, дипломат, из рода курляндских баронов, служивших в России. Его дед бар. Ф. Ф. фон Мальтиц выехал в Россию, был бригадиром и гоф-егермейстером, дядя Л. фон Мальтиц дослужился до чина генерал-лейтенанта, отец П. Ф. фон Мальтиц — также генерал-лейтенант, чрезвычайный посланник в Карлсруэ и Штутгарте, посланник в Лиссабоне, известен как переводчик. Русским посланником в Гааге был и брат Аполлония Петровича Фридрих Франц. Ап. П. фон Мальтиц в 1837–1841 гг. служил первым секретарем Российской миссии в Мюнхене и в 1841–1866 гг. — поверенным в делах в Веймаре. В 1839 г. женился на К. Ботмер, родной сестре первой жены Ф. И. Тютчева Элеоноры. В их семье после смерти матери некоторое время жила дочь Тютчева Анна. Мальтиц был первым переводчиком стихов Тютчева на немецкий язык, вошедших в книгу: A. von Maltitz. Vor dem Verstummen. Weimar, 1858.

Печатается по автографу — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 53. Л. 62.

Первая публикация стихотворения — Чулков Г. И. Любовь в лирике и жизни Тютчева // Тютч. сб. С. 13; приписка в русском переводе: Лирика II. С. 413.

На русском языке стихотворение печатается в переводе В. А. Кострова.

Тютчев, вероятно, читал только что вышедший сборник стихов Мальтица — Maltitz Ap. Gedichte. München, 1838. Bd. I–II.

42. И. С. ГАГАРИНУ

Печатается по фотокопии с автографа, хранящегося в Bibliothèque Slave (Париж) — РГАЛИ. Ф. 1049. Оп. 1. Ед. хр. 8. Л. 11–14.

Первая публикация — на языке оригинала: «Символ». Париж, 1984. № 11. С. 243–247; на языке оригинала и в русском переводе: ЛН-1. С. 515–516.

Имеется в виду Миклашевский, второй секретарь русской миссии в Турине.

А. М. Обрезков — русский посланник в Турине в 1833–1838 гг.

Об этой неприятности см.: письмо 44, примеч. 3.

43. И. Н. и Е. Л. ТЮТЧЕВЫМ

Печатается впервые на языке оригинала по автографу — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Д. 72. Л. 19–21.

Первая публикация — отрывок в русском переводе: Тютч. сб. С. 11; полностью в русском переводе: Изд. 1980. С. 29–31.

В ночь с 18/30 на 19/31 мая 1838 г. в море неподалеку от Травемюнде сгорел пароход «Николай I», на котором возвращалась из Петербурга жена Ф. И. Тютчева Элеонора Федоровна с детьми. Кораблекрушение описано в рассказе также плывшего на этом пароходе И. С. Тургенева «Пожар на море».

В архиве тетки Тютчева Н. Н. Шереметевой (РГБ. Ф. 340. К. XVа. Ед. хр. 6. Л. 1–2) сохранилось описание этого события, сделанное очевидцем, неизвестным лицом, видимо офицером, и переписанное ее рукой, под заглавием «О пожаре на пароходе». В нем не упоминается Эл. Тютчева, но живо передается обстановка, в которой она находилась, и говорится о причинах трагедии.

«Ввечеру 18 числа пароход “Николай I”, нагруженный 11 экипажами и 180 пассажирами, считая с прислугою корабля, но не включая множество товаров, медленно <…> подвигался к Травемюнде, находясь от сей пристани в 2-х или 3-х милях. Большая часть пассажиров на палубе и в общей каюте ожидала прибытия. <…> я почувствовал запах гари, но не обратил на это особенного внимания. Не успел я возвратиться в павильон, где сидело наше общество и между прочими жена моя, как раздался крик: “Горим!” Всё вскочило, бросилось на корму, шкипер побежал к машине <…> Здесь происходили те же ужасные сцены, которых никакое перо и никакая кисть не в состоянии выразить; кто плакал, кто кричал, кто молился; иной сетовал, другой проклинал путешествие; тут иные матери шептали в отчаянии, и, наконец, к спущенной шлюпке стеснилось так много народа, что удивляться надобно, как никто не попал в воду, кроме одного старика Головлева, который упал, и отчаянный предсмертный крик его замер в шуме волн.

Пароход, направленный в минуту гибели на Мекленбургский берег, скоро стал на мель саженях в 300-х от берега, шлюпок всего было две, огонь распространился на корму, на ней нельзя было оставаться от жара и дыма <…> С берега не было нам никакой помощи. Подождав более часа на ветру без одежды и обуви повозок, за которыми послал капитан, измученный караван наш отправился пешком по морскому берегу отыскивать приюта и средства доехать до Травемюнде. Шествие было тоже ужасное, нельзя себе рассказать, надобно быть очевидцем. Некоторым попались чулки, которые матросы, спасшие свои сундуки, продавали по червонцу. Жена тайного советника Богдановского путешествовала в моих калошах, вообще все в самом бедственном и беззащитном положении. Странствование продолжалось несколько часов, сперва по берегу, потом и на гору, потом до ближайших селений, по которым рассыпались страдальцы. <…>

Отчего же пожар? Отчего такое ужасное событие? Оттого что пароход, чрез меру нагруженный, по словам самого шкипера, не мог скоро двигаться иначе как посредством усиленной топки, оттого что топили угольем нечистым и замокшим в морской воде, произошло чрезвычайное засорение паровых проводов, замеченное еще прежде несчастья. На это отвечали, что всегда так водилось. Кончилось тем, что газ, не находя достаточного выхода в трубы, обратился назад, воспалил близлежащий запас уголья и раскаленные еще прежде деревянные перегородки, и пламя разом обхватило всю среднюю часть. Заливали ведрами, и то слабо, успеха не было. Вообще не знаю, кого винить, но, вероятно, виновные откроются. Барыши компании пароходства, по всей справедливости, должны бы хотя несколько вознаградить потерпенные потери такими людьми, которые за дорогую плату вверяли свою жизнь и имущество благоразумию в выборе знающих моряков и машинистов для столь важного дела, как пароходное плавание на пространстве около 1500 верст. Я уверен, что более потерпевшие найдут помощи и русских своих сострадальцев, но избави Бог от участия сострадания немцев, пример которого у меня теперь пред глазами».

132